— А этот сигнал тревоги?
— Общелагерный. Он включается, если дверь в «Голгофу» остается открытой дольше пяти минут.
— Что такое «Голгофа»?
— На Голгофе распяли Христа, — ответил он. — Но здесь это комната для распятий.
«Голгофа». Так они назвали фиктивную корпорацию, через которую поступали их деньги. Теперь это название обрело для меня смысл.
Алекс взглянул на копавших, кто-то из них смотрел в нашу сторону. Молодые люди лет двадцати.
— Идите за мной, — сказал он.
Мы пошли налево, из темноты в свет. Было очень холодно, на земле все еще лежал снег. Близился вечер — солнце вдали пряталось за густую белую тучу.
Вход в лагерь был устроен в пристройке к «Лазарю». Мы прошли мимо двух затемненных окон и приблизились к красной двери в задней части дома. Рядом с ней находился небольшой навес для машин. Дорога от него вела к боковой части фермерского дома и соединялась с главной трассой возле «Вифании». Под навесом стояли «сёгун» и «форд-рейнджер».
Алекс взломал замки Красной комнаты долотом. Дверь была приоткрыта и слегка покачивалась от ветра. За ней размещалась небольшая кладовка площадью около десяти квадратных футов, с полками от пола до потолка с трех сторон и темно-красными стенами. На полках высились длинные ряды обувных коробок, поставленных друг на друга и занимавших почти все пространство. На них были написаны бесчисленные фамилии. Некоторые оказались мне знакомы — Мызвик, О'Коннел, Таун. Я снял коробку Алекса и заглянул в нее.
— Там пусто, — сказал он.
— Почему?
— У меня ничего не было, когда я вернулся.
— Вернулся? Откуда?
Он выглянул в приоткрытую дверь и посмотрел на меня:
— Расскажу, но не сейчас. У нас нет времени. Берите свои вещи.
Я стал их искать и на средней полке увидел коробку с надписью «Митчелл». Подошел ближе. Под фамилией стояло имя: Саймон. Саймон Митчелл. Друг Алекса. Про которого Кэрри сказал, что он тоже бесследно исчез.
— Это твой друг Саймон?
Алекс кивнул.
— И он сюда приехал?
Послышался шум. Кто-то открыл дверцу «сёгуна».
Я выглянул в узкую щелочку и увидел Мызвика, тянувшегося за чем-то к заднему сиденью. Он взял куртку, захлопнул дверцу и повернулся. Его взгляд скользнул по приоткрытой двери.
И остановился на нас.
Сквозь щель он увидел внутри движение.
Глаза его сощурились. Он сделал два шага вперед. Я оглядел комнату в поисках средства защиты и увидел, что Алекс делает то же самое. Но там не было ничего, кроме обувных коробок.
И тут я вспомнил о пистолете.
Я стал искать свою коробку, оглянулся и увидел Мызвика футах в шести от двери. Он был безоружен, но сжимал кулаки. Я оглядывал ряды коробок, пытаясь найти свою фамилию.
«Быстрее».
Мызвик был уже в пяти футах; я слышал хруст снега под его ногами.
«Быстрее».
Алекс взглянул на меня — с первым проблеском страха в глазах — потом на Мызвика.
«Быстрее. Быстрее».
И тут я увидел ее слева, на одной из верхних полок. Поднял руки, и спина будто взорвалась. Я стиснул зубы, едва не крича от боли. Но все-таки снял коробку и откинул крышку. Здесь была моя жизнь. Ключи от машины. Бумажник. Фотографии Деррин. Обручальное кольцо, которое я счел потерянным навсегда, когда оно покатилось по полу холодильника. Рядом с ним лежал патрон.
И пистолет.
Я схватил «беретту», поставил коробку на пол и встал за дверью рядом с Алексом. В щель между дверью и косяком я увидел тянувшегося к ручке Мызвика и спустил предохранитель — послышался щелчок.
Достаточно громкий, чтобы Мызвик замер.
Теперь я видел только часть его спины. Не знал, что он делает. Куда смотрит.
Мы долго оставались в таком положении. Потом Мызвик снова потянул дверь, дюйм за дюймом, и в комнату стало проникать больше света, падавшего на полки, коробки, на пол. Солнце стояло позади Мызвика, низко над горизонтом, и на половицы кладовки от него падала длинная тень. Когда он шагнул вперед, она стала короче.
Оказавшись в комнате, Мызвик сразу же увидел меня. Я навел ему в лицо пистолет. Он вздрогнул и отступил назад, наткнувшись на полку. Одна из коробок упала, и содержимое ее вывалилось. Фотографии. Ожерелье. Письмо. Чья-то забытая жизнь рассыпалась по полу.
Мызвик посмотрел на меня. На пистолет.
На Алекса.
— Ты напрасно вернулся.
Нас разделяли два фута. Я ткнул Мызвика стволом в нос. Хлынула кровь, потекла по его губам и подбородку. Когда он нагнулся, схватясь за лицо, я рукояткой ударил его в висок. Он упал на спину с глухим стуком.
Я на несколько секунд оцепенел от боли. Обретя наконец способность двигаться, взглянул на Алекса. Он растерянно смотрел на Мызвика — словно в сознании его теснились воспоминания. Потом повернулся к двери, за которой виднелась изрытая колеями дорога. Несколько землекопов все еще поглядывали в нашу сторону, пытаясь понять, что происходит.
Он открыл рот, чтобы заговорить со мной, и тут сигнал тревоги прекратился.
Тишина окутала ферму. Слышалось только позвякивание лопат о подмерзшую землю.
Алекс опустился на колени и стал рыться в карманах Мызвика.
— Что ты делаешь?
— Ищу ключ.
— Ключ?
Он молча продолжал искать. Однако в конце концов встал, явно обеспокоенный, снова посмотрел на группу и сказал:
— Нужно присоединиться к ним.
— Зачем?
— С ними нет инструктора.
— Ну и что? Я на пятнадцать лет старше любого из них. Они поймут, что я не участвую в программе. А если кто-то захочет поднять тревогу?
— Они не сделают этого, — ответил Алекс, не сводя глаз с молодых людей. — Так обработаны программой, что не смогут вспомнить, участвуем мы в ней или нет. И на возраст не обратят внимания. — Он взглянул на меня: — Когда у тебя нет памяти, нельзя быть ни в чем уверенным.